Когда-то и мы умрём.
Что людям тогда оставим?
Дом ли, набитый добром,
Глядящий щелями ставень?
Или яблоню у крыльца?
Или флюгер - в пути согреться?
Иль предательство подлеца?
Или песню от чистого сердца?
Или искренность? Или ложь?
Или просто доброе имя?
Если ты для людей живёшь,
И уйдя останешься с ними.
Прочитала это стихотворение в тетрадке своей мамы. Где нашла она это стихотворение, которое врезалось в мою память? Я не знаю, так и не догадалась спросить, поговорить о столько разном. Сегодня ровно 2 года, как не у кого спросить.
Это было моё первое знакомство со стихами не по школьной программе, со стихами без автора. Я и сейчас не знаю, кто написал эти строки. Зато гугл выдаёт в поиске по первым строчкам и Бродского, и Гессе, и цитату из "Аэлиты", и рассказ о Рерихе.
Много лет я завершала выездные школы этим стихотворением, вспомнив его осенью 2010 года, когда не стало Евгения Владимировича Маркелова, основателя и первого директора школы "Интеллектуал". Летом 2017 года во время Пуанкаре-школы пришла новость о смерти Михаила Абрамовича Ройтберга, директора Зимней Пущинской Школы. Вчера ушёл из жизни Анатолий Шперх.
Мы встретились с Анатолием на открытии музея математики в Санкт-Петербурге осенью 2013 года, после этого пересекались на конференциях и иногда просто так. Как легко отзывался он на разные идеи - встретиться ли в Пскове, где мы оба были проездом, провести ли мастерилку для школьников в питерской библиотеке, созвониться ли для обсуждения педагогики.
Мамочка, Анатолий Альбертович, Евгений Владимирович, Михаил Абрамович, спасибо вам за всё! Помню, люблю, скорблю. Светлая память!
Как рано ушёл каждый из вас. Как много вы сделали. Думаю о разном, каждый день говорю спасибо своим лучшим в мире родителям. Берегите себя и своих близких, друзья🐾
Воспоминания, И.Бродский
Белое небо
крутится надо мною.
Земля серая
тарахтит у меня под ногами.
Слева деревья. Справа
озеро очередное
с каменными берегами,
с деревянными берегами.
Я вытаскиваю, выдергиваю
ноги из болота,
и солнышко освещает меня
маленькими лучами.
Полевой сезон
пятьдесят восьмого года!
Узнаешь:
это — твое начало.
Еще живой Добровольский,
улыбаясь, идет по городу.
В дактилической рифме
еще я не разбираюсь.
Полевой сезон
пятьдесят восьмого года.
Я к Белому морю
медленно пробираюсь.
Реки текут на север.
Ребята бредут — по пояс — по рекам.
Белая ночь над нами
легонько брезжит.
Я ищу. Я делаю из себя
человека.
И вот мы находим,
выходим на побережье.
Голубоватый ветер
до нас уже долетает.
Земля переходит в воду
с коротким плеском.
Я поднимаю руки
и голову поднимаю,
и море ко мне приходит
цветом своим белесым.
Кого мы помним,
кого мы сейчас забываем,
чего мы сто'им,
чего мы еще не сто'им;
вот мы стоим у моря,
и облака проплывают,
и наши следы
затягиваются водою.